«ЕНИСЕЙ» быстро оседал на нос и кренился на левый борт. В огромную пробоину с ревом врывалась вода. Степанов, очень хорошо знавший все качества своего детища, сразу понял: спасти корабль невозможно. И не­сколько последних оставшихся ему минут жизни он посвящает спасению людей. Четко и быстро исполняются отдаваемые им приказы. Одна за другой спускаются на воду шлюпки; стоя на мостике, он подбадривает и торопит оставшихся.

«Владимир Алексеевич! Батенька! Скорее! Не терпит время! Считан­ные минуты остались!» — прокричал Степанову штурманский офицер. В от­вет с мостика донеслись до всех по­следние слова командира: «Кто оста­нется на корабле, пристрелю сам. Обо мне прошу не беспокоиться. Прощайте, братцы!»

Так он и запечатлелся в памяти людей, застывших на шлюпках: один, с непокрытой головой, на мостике беспомощного, быстро уходящего в воду корабля. Вот высоко задралась корма, мелькнули в воздухе непо­движные бронзовые винты, и волны чужого моря сомкнулись над голо­вой Владимира Алексеевича Степано­ва, избавив его от далеко не един­ственного, но, быть может, самого горького разочарования в жизни...

Творение, погубившее своего создателя.

Не так уж много найдется в исто­рии кораблестроения людей с судь­бой более драматичной, чем судьба Степанова. Благодаря удивительной проницательности и одаренности он еще на заре своей военной и изо­бретательской деятельности предуга­дал значение минного оружия в гря­дущих войнах на море; и в плеяде специалистов, создавших высокую ре­путацию русскому минному делу, Степанову принадлежит почетное место.

Он изобрел первую в мире авто­матическую систему для постановки мин на ходу корабля. Он разрабо­тал проект первого в мире минного заградителя — быстроходного кораб­ля, предназначенного для скрытой постановки мин у вражеских бере­гов. И когда грянула русско-японская война, в составе нашего флота уже находились корабли, которых не бы­ло ни в одной стране мира.

Но как будто злой рок преследо­вал Степанова. События сложились так, что русская эскадра, ослаблен­ная внезапным нападением японцев, отстаивалась на внутреннем рейде Порт-Артура. И когда возникла угро­за высадки японского десанта на Квантунском полуострове близ ком­мерческого порта Дальний, един­ственным кораблем, готовым прегра­дить путь японскому флоту, оказал­ся минный заградитель «Енисей», по­строенный по проекту Степанова.

Непроглядной ночью 28 февраля 1904 года во время снежной пурги и пронизывающего ледяного ветра маленький, ладный кораблик вышел на позицию и приступил к постанов­ке мин. Почти двое суток не сходит с мостика командир. Ни смертельная усталость, ни брызги, превратившие его реглан в ледяной панцирь, не могут заставить его оторваться от дела, к которому он готовился всю жизнь. Вот уже перегорожен двойной ли­нией мин северный выход из  Тальенваньской бухты. Ветер крепчает, колючий снег снижает видимость почти до нуля. Но «Енисей» упорно идет вперед, одна за другой через равные промежутки времени плю­хаются за борт тяжелые рогатые ми­ны. Наконец сброшена последняя. Общий вздох облегчения, повеселев­шие лица. Степанов внимательно оглядывает в бинокль пройденный кораблем путь и вдруг замечает на гребне волны всплывшую мину. Ес­ли противник обнаружит ее, преиму­щества скрытности минирования бу­дут утрачены...

Поморщившись, Степанов отдает приказание, и «Енисей» малым зад­ним ходом начинает приближаться к мине. С кормового орудия мигом сдернут чехол, еще минута — и ми­на будет уничтожена.

И в этот момент чудовищной силы взрыв сотрясает корабль...

«Енисей», который принес Степано­ву и признание, и гибель, пошел на дно примерно за год и четыре ме­сяца до Цусимы. А меньше чем че­рез полтора года опыт этого, быть может, самого решительного в исто­рии морского сражения дал толчок к разработке проекта «Дредноута» — линейного корабля, открывшего но­вую — дредноутскую — эпоху в развитии военного флота. Спустя па­ру лет у всех на устах были имена людей, причастных к строительству дредноутов в крупнейших морских державах мира. Но среди них не бы­ло уже имени Владимира Алексееви­ча Степанова — человека, который сам себя считал неудачником, не ценил своих недюжинных способностей, был очень несчастлив в личной жиз­ни и который, тем не менее, больше, чем кто-либо другой, имел право считаться пророком дредноутской эры.

    Родословная «Дредноута"

   В июле 1905 года на одном из за­седаний британской комиссии, состав­ленной из военных моряков, ученых и кораблестроителей, адмирал Пэкенгэм, делясь с присутствующими впе­чатлениями о  Цусимском бое, в ко­тором он принимал участие в каче­стве наблюдателя, склонялся к той мысли, что боевая ценность огром­ного британского броненосного фло­та в течение нескольких ближайших лет будет сведена к нулю.

  Цусимское сражение, по мнению адмирала, показало: исход морского сражения будут решать быстроход­ные корабли с мощным артиллерий­ским вооружением и мощной броней от носа до кормы. А этим условиям не отвечал ни один из находящихся в строю британских броненосцев.

  Нельзя сказать, что идея создания такого линейного корабля была но­ва. Лучше всех это знал первый мор­ской лорд адмирал Фишер, отвечаюший за постройку и вооружение новых кораблей. В 1899 году, командуя Средиземноморской эскадрой, он пришел к выводу, что прицельный огонь из орудий, можно вести не только на дистанции 12—15, но и 30—40 кабельтовых. Правда, для это­го необходимо было стрелять из ору­дий одного калибра, иначе корректи­ровка становилась невозможной. Чем больше крупнокалиберных орудий, тем грознее корабль для врага. По мысли Фишера, двенадцать 305-миллиметровых орудий следовало раз­мещать попарно в трех башнях на носу и трех — на корме. Тогда ко­рабль сможет вести носовой и кор­мовой огонь из шести орудий, а бор­товой — из восьми. А пока Фишер занимался своими изысканиями, спе­циалисты адмиралтейства тоже не те­ряли даром времени.

  В 1902 году инспектор артиллерии английского флота Мэй после кро­потливых исследований пришел к ошеломляющим выводам: оказывает­ся, средняя артиллерия на линейных кораблях вообще не нужна, ибо она уничтожается главным калибром противника еще до того, как сможет сама начать стрельбу. По предложению Мэя был спроектирован броненосец «Лорд Нельсон», вооруженный две­надцатью 12-дюймовыми орудиями, но в 1902 году идея Мэя показалась адмиралтейству чересчур рискован­ной, и было принято стандартное размещение артиллерии: четыре 12-дюймовых и десять 9,2-дюймовых пушек.

   Теперь же, после Цусимы, морские чиновники крепко задумались над судьбой британского флота, и лорд Фишер получил необходимые кре­диты.

   Надо было скороспешно нагонять упущенное время. На конкурс в бю­ро военного судостроения поступило восемь проектов линейных кораблей. В конечном итоге приняли проект, который, как выяснилось позже, был хуже забракованных, но который, тем не менее, произвел переворот в во­енном судостроении.

Через один год и один день «Дредноут» — так называли новый корабль, — сверкая свежей краской, стоял у пирса в Портсмуте, готовый к испытаниям. В нем поражало все: и грандиозные размеры; и пять ба­шен с десятью дальнобойными 305-миллиметровыми орудиями (не случайно его называли еще «аll-biggun» — то есть «вооруженный толь­ко крупными орудиями»); и турби­ны Парсонса, создававшие неоцени­мую прибавку в скорости на 2—3 уз­ла; и сплошная броневая защита от носа до кормы.

С появлением «Дредноута» все прежние броненосцы, в том числе и недавно заложенные, сразу устарели, а государства, затратившие огромные средства на их строительство, оказались почти безоружными на море.

   Кто первый?

   Казалось бы, постройкой «Дредноу­та» Британия закрепила за собой сла­ву не только самой мощной инду­стриальной державы того времени, но и приоритет в создании линейно­го корабля нового типа. Но в дей­ствительности все оказалось гораз­до сложнее.

    Первым, кто заявил свои права на приоритет в разработке такого лин­кора, был главный кораблестроитель итальянского флота полковник Умберто  Куниберти. Еще в 1902 году он предложил своему правительству аналогичный проект. Однако расхо­ды на постройку линкора по этому проекту показались итальянскому правительству столь ошеломляющими, что оно заявило: строить не бу­дем, а если Куниберти желает, то он может осуществить свой проект на стороне или хотя бы опублико­вать его.

 Вот таким путем на страницах английского морского ежегодника «Джейнс файтинг шипе» за 1903 год и появилась статья Куниберти под броским заголовком «Идеальный броненосец для английского Флота». Обосновывая переход к единому ка­либру, итальянец доказывал: «Если мы хотим с одного залпа уничтожить корабль противника, мы должны принимать в расчет только 305-миллиметровые орудия, способ­ные пробивать главный броневой по­яс. Поскольку такие орудия заря­жаются довольно медленно, надо установить их как можно больше, и тогда вам раньше удастся нанести роковой удар противнику».

Но Куниберти оказался не одинок. Если главный кораблестроитель италь­янского флота претендовал на идею, то главный строитель американского флота Филипп Хичборн претендовал на нечто большее: на приоритет в разработке детального проекта.

«Если бы не наша американская медлительность, — говорил Хичборн, — линкоры нового типа стали бы называться не дредноутами, а мичиганами». И действительно, срав­нивая боевые характеристики броне­носцев «Мичиган» и «Южная Каро­лина», американцы убеждались, что скрытные англичане увели у них сла­ву буквально из-под носа. Конгресс утвердил акт о закладке этих кораб­лей за 9 месяцев до закладки «Дред­ноута». Но оперативность американ­цев была такова, что закладка «Мичигана» состоялась через два с по­ловиной месяца после того, как «Дредноут» вступил в строй. Правда, ограничив водоизмещение новых лин­коров 16 тыс. т, конгрессмены не­оправданно занизили боевые ха­рактеристики «Мичигана» и «Юж­ной Каролины», и американские ко­рабли уступали «Дредноуту» и в бро­нировании, и в скорости, и в весе носового и кормового залпов.

    Разработка «Нассау» — германско­го броненосца дредноутского типа — началась в 1904 году, то есть до то­го, как стали известны характеристи­ки «Дредноута», и немецкие корабле­строители, возглавляемые морским министром Тирпицем, тоже считали, что они пришли к идее дредноута если не раньше англичан, то, по крайней мере, независимо от них.

    Но какое же разочарование ожи­дало бы и Фишера, и Куниберти, и Хичборна, и всех прочих претенден­тов, если бы они узнали, что в архи­вах морского ведомства в России с 1884 года хранится проект, воплотив­ший в себе требования, которые 20 лет спустя породили «Дредноут»...

Проект, сданный в архив

   На военно-морских тактических за­нятиях, проводимых Николаевской Морской академией в 1880 году, раз­биралась «Морская дуэль» — нашу­мевшая тогда брошюра английского адмирала Коломба. Анализируя оди­ночный бой кораблей, этот знамени­тый специалист по морской тактике утверждал: гораздо выгоднее распо­лагать восемь орудий главного ка­либра так, чтобы четыре из них мог­ли вести огонь на один борт, а че­тыре других — на другой, чем рас­пределять их равномерно по два на каждый борт, на нос и корму.

Один из участников этих занятий, молодой офицер Владимир Алексе­евич Степанов, считая, что в буду­щем, как и в прошлом, сражаться придется не столько одиночным судам, сколько эскадрам, решил ра­зобрать вопрос о наивыгоднейшем расположении орудий на кораблях, предназначенных для эскадренного боя. Поскольку лучшим боевым строем для эскадры считалась киль­ватерная колонна, Степанов решил: крупные орудия, решающие участь сражения, нужно расположить так, чтобы наибольшее их число участво­вало в бортовом залпе. Эта простая идея и послужила основой проекта броненосца с линейным расположе­нием артиллерии главного калибра.

   Защищенный в 1884 году, этот ори­гинальный проект обратил на себя внимание специалистов, обсуждался в Морском техническом комитете, был признан «преждевременным», сдан в архив и в дальнейшем утерян.

   Лишь с большим трудом, по архив­ным и разбросанным в периодиче­ской печати материалам,  удалось в самых общих чертах восстановить внешний вид и приблизительные тактико-технические свой­ства степановского дредноута.

Это был двухвинтовой барбетный броненосец водоизмещением в 9270 т, с типичным для того времени тара­ном. Его длина составляла 104,5 м, ширина — 20,5, осадка — 7,2 м.

В центральной части корпуса рас­полагался овальный барбет, внутри которого попарно, на снижающихся станках, находилось восемь дально­бойных 305-миллиметровых орудий.

Для борьбы с миноносцами и мин­ными катерами предназначалось 50 47-миллиметровых скорострельных пушек, установленных в полупортиках незащищенной жилой палубы, на продольном мостике и марсах мачт.

Кроме артиллерии, корабль нес четыре надводных минных аппарата, мины заграждения, которые можно было ставить на ходу, и два паровых катера, вооруженных минными аппа­ратами.

Мощность двух паровых машин двойного расширения была достаточ­на для достижения скорости около 16 узлов. Широкий 53-метровый бор­товой пояс с траверзами, барбет, податочные трубы и боевая рубка со­стояли из плит брони — компаунд толщиной 380 мм. На уровне ватер­линии по всей длине корабля шла 75-миллиметровая броневая палуба.

Вот, пожалуй, и все, что нам изве­стно о «Дредноуте 1884 года».

Куда девался проект? Остались ли, сохранились ли где-нибудь докумен­ты и расчеты? Рассматривалась ли подобная схема размещения орудия при создании русских броненосцев?

Материал, проливающий свет на любой из этих вопросов, способство­вал бы раскрытию одной из самых интересных и запутанных страниц русского кораблестроения.